25.02.2016 Как важно быть хорошим: почему позитивная дискриминация часто принимает уродливые формы

Жизнь в современном обществе

Список претендентов на актерские награды 88-й премии «Оскар», в котором не оказалось афроамериканцев, расколол общество на два лагеря. Пока одни обвиняют киноакадемию в расизме, другие недоумевают: разве справедливо номинировать кого бы то ни было на приз, исходя лишь из его цвета кожи? Не является ли это дискриминацией — пусть и положительной? Мария Смирнова разобралась, что такое позитивная дискриминация и как она проявляется в повседневной жизни.

Прямо передо мной в торговом центре идут две девушки и о чем-то весело болтают. Точнее, одна — идет, вторая — едет на невероятно навороченной инвалидной коляске, больше похожей на маленький автомобиль. В «багажнике» — несколько пакетов из магазинов модной молодежной одежды, вместо номера — табличка с именем «Минна». Видимо, так зовут владелицу транспортного средства. Люди не оборачиваются ей вслед, не качают сочувственно головами и не одаривают ободряющими улыбками. С недавних пор я живу в Хельсинки, и здесь не принято оказывать знаки повышенного внимания ни инвалидам, ни обладателям другого цвета кожи, ни мужчинам в юбках — словом, тем, кто чем-то отличается от спортивного, голубоглазого финского большинства.

Диагноз той девушки, скорее всего, звучит как «несовершенный остеогенез» — или «хрустальная болезнь», при которой кости обладают повышенной хрупкостью. Аналогичное генетическое нарушение было у Стеллы Янг — австралийского комика и журналиста. Именно она одной из первых публично заявила, что, щедро рассыпая людям с инвалидностью похвалы за одно то, что они просто встали с постели и вышли на улицу, мы оскорбляем и ущемляем их в правах не меньше, чем когда относимся к ним с отвращением и пренебрежением.

Мотивирующие картинки, на которых юноши на беговых протезах преодолевают марафонскую дистанцию, а безрукие девочки рисуют, зажав карандаш в зубах, Янг назвала «вдохновляющим порно», поскольку они объективизируют людей с инвалидностью ради блага людей без оной: мол, соберись, тряпка, хватит ныть, калеки могут, а ты чем хуже? «Вдохновляющее порно» — одно из последствий позитивной дискриминации, о которой впервые заговорили в западных странах примерно в середине прошлого века.

Под позитивной дискриминацией обычно подразумевается комплекс мер по предоставлению особых привилегий менее защищенным группам населения — инвалидам, представителям национальных, конфессиональных и сексуальных меньшинств, малоимущим, беженцам, ветеранам войны, бывшим заключенным. Женщинам. Основная задача позитивной дискриминации — уравнять в правах все социальные слои. В Канаде и Австралии, например, представители коренного населения имеют преимущества при поступлении в высшие учебные заведения. В Индии государственные и частные предприятия обязаны предоставлять некоторое количество рабочих мест инвалидам.

В токийском метро есть «розовый вагон», предназначенный только для женщин, чтобы те в час пик могли избежать домогательств со стороны незнакомцев. Собственно, и осуществляемая в России программа «Доступная среда» отчасти тоже является позитивной дискриминацией: строительство пандусов для людей, вынужденных передвигаться на инвалидной коляске, порой сокращает количество парковочных мест во дворе. Даже распространенная присказка о том, что среди героев современного американского фильма обязательно должны быть женщина, чернокожий и гей, тоже имеет прямое отношение к позитивной дискриминации.

Впрочем, всем известно, куда ведет дорога, выстланная благими намерениями: в той же Америке уже говорят о том, что какая бы то ни было система преференций противоречит Конституции. Более того, в публичных дискуссиях все чаще на первый план выходит этический аспект проблемы: если человек получает работу, по сути, только из-за своего цвета кожи, пола или диагноза, разве это не унижает его достоинства? Не обесценивает его достижений? Разве проникновение позитивной дискриминации из профессиональных сфер в бытовую жизнь не привело к появлению новых оскорбительных стереотипов?

Когда я была маленькой, на лето меня отправляли к бабушке, в провинциальный городок в Орловской области. Через пару домов от нас жил мальчик с синдромом Дауна. Ну как, мальчик: скорее молодой мужчина. Было ему лет двадцать с небольшим, и звали его Коля-дурачок. По паспорту он, конечно, был просто Колей, но приставка «дурачок» прилепилась к нему намертво. Колину маму считали женщиной смелой и даже бесстыдной: сын ее обычно гулял во дворе один, без сопровождения взрослых, и за ним по пятам носилась ватага малышей, которые то ли играли с ним, то ли задирали его — теперь уже сложно сказать.

Как важно быть хорошим: почему позитивная дискриминация часто принимает уродливые формы (фото 1)

Зато девочек постарше мамы и бабушки загоняли домой, стоило Коле только высунуть нос на улицу: почему-то считалось, что «дурачок» обязательно кого-нибудь изнасилует. Мне тогда было лет восемь, и значения слова «изнасилует» я толком не знала, но произносили его обычно таким страшным голосом, что одна мысль о том, чтобы пойти поиграть в Колин двор, повергала меня в состояние паники.

В память о Советском Союзе нам остались не только сталинские высотки, ковры на стенах и анекдоты про Хрущева, но и широко распространенное убеждение, будто люди с особенностями развития — это уродливые, пускающие слюни монстры, призванные в этот мир лишь затем, чтобы наказать родителей за неведомые прегрешения. Человека с нарушениями интеллекта стремились поскорее, не разобравшись толком в диагнозе, спрятать в стенах «желтого дома» — чтобы не мешал строить светлое социалистическое будущее.

Откуда родителям было знать, что их дети с синдромами поддаются обучению, а некоторые даже смогут впоследствии жить самостоятельно, работать, путешествовать? Информация была товаром более дефицитным, чем консервированные крабы. Теперь же, когда каждый год появляются новые образовательные организации по работе с детьми с особенностями развития, в интернете можно найти гигабайты данных о том или ином генетическом заболевании, а чиновники наконец-то заговорили об инклюзивном образовании, в общественном мнении наметился перегиб уже в обратную сторону: стало принято считать, будто дети с синдромом Дауна — самые добрые создания на земле, а дети с аутизмом — непременно талантливые художники. И это, опять же, есть не что иное, как позитивная дискриминация на бытовом уровне.

«Люди с синдромом Дауна — тоже все разные, — говорит Алена Легостаева, психолог РБОО «Центр лечебной педагогики», где обучаются особые дети и взрослые. — Да, они действительно часто бывают веселыми, ласковыми, любят обниматься. Но если одному человеку без синдрома такое внимание принесет удовольствие, то другому вполне может показаться нарушением границ. Задача семьи и педагогов — выстроить эти границы. Разрешать юноше с синдромом Дауна обнимать всех подряд девушек и трогать их за попу просто потому, что он такой солнечный, неправильно. Люди с нарушениями интеллекта поддаются обучению. Проявить к ним уважение — значит научить их правильно вести себя в обществе, найти способ объяснить им, как мужчина должен относиться к женщине, а женщина — к мужчине. Уважение к любому человеку, с любыми особенностями развития — первично, и это принципиальная позиция ЦЛП».

В мультсериале Family Guy, который на самом деле можно считать не только кладезем цинизма, но и своеобразной энциклопедией кейсов на тему равенства, есть показательный эпизод, в котором Крис, непривлекательный подросток, явно не пользующийся популярностью у противоположного пола, начинает ухаживать за девушкой с синдромом Дауна и ждет от нее ангельской кротости, тепла и нежности, а она в итоге оказывается такой же стервой, как и все остальные. Завышенные ожидания не менее унизительны, чем подчеркнутое снисхождение.

«В нашем центре есть специальная программа для взрослых с нарушениями развития, которая дает им возможность заняться каким-нибудь делом: например, сварить варенье, — продолжает Алена. — В ее реализации нам помогают волонтеры, и они порой сюсюкаются со своими подопечными: «Зайчик, открой ротик, давай поедим». При этом «зайчику» может быть 25 лет. Ну да, он в памперсе и вообще не разговаривает, но что с того? Общаться в таком тоне со взрослым человеком — неуважение, как, впрочем, и начинать с ходу ему «тыкать». Конечно, юношам и девушкам, которые приходят заниматься в ЦЛП, как будто бы безразлично, как к ним обращаются — на «ты» или на «вы», но я всегда пытаюсь поставить себя на их место. Если со мной вдруг что-нибудь случится и я потеряю подвижность или еще какие-то функции, мне бы хотелось, чтобы меня все равно воспринимали как взрослого человека, а не как младенца».

Разумеется, глупо утверждать, будто люди с нарушениями физического или интеллектуального развития вообще не нуждаются в помощи. Нуждаются: некоторые из них без помощи не выживут. Но оказывать эту помощь нужно адекватно потребности в ней. То же касается и знаков внимания. Не стоит хвалить человека со spina bifida — расщеплением позвоночника — за то, что он смог самостоятельно донести до рта ложку: в конце концов, у него поражены нижние конечности, а не верхние. Солисту британской инди-группы Mystery Jets Блэйну Харрисону этот порок развития не мешает записывать альбомы, давать концерты и путешествовать по миру. Ну, или почти не мешает.

«У моего младшего брата синдром Аспергера, который внешне никак не проявляется, — рассказывает моя знакомая Даша. — Если к человеку с синдромом Дауна или ДЦП особое отношение формируется еще до того, как с ними успели пообщаться, то в случае с моим братом это не работает. В общественных местах его часто принимают просто за избалованного ребенка и относятся к нему соответствующе, без всякой позитивной дискриминации. С другой стороны, сейчас он учится в инклюзивной школе ОРТ, и, насколько мне известно, там никто не получает серьезных поблажек: учителя обращают внимание на способности, а не на диагноз. Мой брат отлично справляется с математикой, а вот литература ему дается тяжело, и на литературе к нему не пристают: именно потому, что он не силен в предмете, а не потому, что он аспергик.

В целом в этой школе на детей смотрят с позиции: «Неважно, что ты странненький, главное, что ты умный». Да, у моего брата есть инвалидность, и, по-моему, при поступлении в вуз она может дать ему какую-то фору, но у него очень развит интеллект, и фора ему вряд ли понадобится. Поэтому, если в будущем он придет устраиваться на работу и его возьмут только из-за того, что компанию обязали отдавать определенное количество мест людям с особенностями, это очевидно будет пренебрежением его умственными способностями».

Нельзя грести всех инвалидов под одну гребенку. Ребенок с тем же синдромом Дауна может и не заметить, если сверстники по наущению взрослых нарочно уступят ему победу в игре. Ребенка же с сохранным интеллектом это почти наверняка обидит. Между фразами «Ты сегодня отлично выглядишь» и «Ты такая молодец, что вышла из дома» пролегает пропасть: второе исподволь намекает, что с твоим диагнозом вообще-то положено пожизненно сидеть в четырех стенах.

Как важно быть хорошим: почему позитивная дискриминация часто принимает уродливые формы (фото 2)

«Я в инвалидной коляске с рождения, и меня всю сознательную жизнь не покидает ощущение, будто малознакомые люди разговаривают не со мной, а с зеленой металлической бандурой на колесах, — говорит Саша, переводчик и литературный рецензент. — До сих пор помню случай, который произошел, когда я учился в университете. Ко мне тогда подбежала первокурсница с тортиком: «Это тебе! Ой, сейчас обмажешься же!» Ага, спасибо. Но нет, не обмажусь, и нет, не надо меня кормить тортиками. Познакомиться можно, а вот сюсюкаться — не стоит. Ужасно неприятно, когда от тебя ждут какой-то особенной душевной чистоты или чего-то еще в таком роде. Не то чтобы ее нет, этой душевной чистоты, но то, что есть, к здоровью имеет мало отношения».

Вместе с тем, как уже было сказано выше, инвалиды — далеко не единственная категория населения, которая подвергается позитивной дискриминации, в том числе в быту. Когда мужчина называет женщину «представительницей слабого пола», ему кажется, будто он делает ей комплимент: мол, вот она вся такая нежная, воздушная, хрупкая. На самом же деле этот пошлейший речевой оборот — тоже унизителен. Как и вечная готовность спутника подать тебе пальто, вне зависимости от того, нужна тебе помощь или нет.

«Позитивная дискриминация в России — это в лучшем случае разовые мероприятия для женщин. Я, например, где-то видела анонс бесплатного семинара по самообороне, — говорит Анастасия Каримова, создательница паблика о гендерных стереотипах «Не Марс и не Венера». — Допустим, при найме на работу в некоторых сферах женщинам действительно отдают предпочтение. Но что это за сферы? Воспитательницы в детсадах, уборщицы, ресепшионистки. Неужели кто-то всерьез будет утверждать, что работа на низкооплачиваемых должностях может быть привилегией? Давайте не будем шутить про уборщицу из Газпрома — это один случай на сто тысяч.

Да, в России, например, длинные декретные отпуска. Это было бы позитивной дискриминацией, если бы мужчины были обязаны брать декретный отпуск наравне с женщинами — такая традиция существует в Швеции. У нас с ее помощью можно было бы сломать устоявшуюся социокультурную систему, в которой от женщины ожидается, что она откажется от карьеры и целиком посвятит себя ребенку. Согласно шведской статистике, декретные отпуска для отцов позитивно влияют не только на женскую карьеру, но и на мужское здоровье, на отношения мужчин со своими детьми. России до этого далеко: здесь самые продвинутые либеральные экономисты выступают против подъема пенсионного возраста для женщин, аргументируя это тем, что женщинам старшего поколения надо раньше заканчивать свою карьеру, чтобы сидеть с внуками».

Даже если в России рано или поздно будет принята практика априорного предоставления женщинам пропорционального количества рабочих мест, это почти наверняка вызовет бурные словесные баталии. Чиновники, принимающие соответствующие законы, знают статистику и отдают себе отчет в том, что пока уравнять мужчин и женщин в правах на получение должности и соразмерную оплату труда можно только в том случае, если этот процесс будет контролироваться государством и профсоюзами. Для российской общественности же введение преференций станет поводом лишний раз покричать о том, что бабы у нас якобы и так в шоколаде, чего им еще нужно?

«В России часто путают позитивную дискриминацию и так называемый «доброжелательный сексизм», к которому можно отнести все ту же пресловутую подачу пальто, — продолжает Анастасия. — Как быть галантным и не быть сексистом, пусть даже доброжелательным? Соблюдайте три простых правила: прежде чем оказать помощь, спросите свою подругу, не против ли она; будьте готовы в следующий раз принять помощь от нее; помогайте не только женщинам, но и вообще всем, кто в этом нуждается. Я, например, всегда придерживаю дверь перед мужчинами, у которых руки заняты тяжелыми сумками».

Вроде бы лестное представление о женщине как о существе трепетном, ранимом и постоянно нуждающемся в опеке на самом деле не менее оскорбительно, чем уверенность в том, что выходцы из стран Африки — сплошь музыкальны, что представителям коренных народов Севера с блеском удается сохранять свою этническую идентичность, что геи стремятся исключительно к стабильному моногамному браку, а дети с аутизмом непременно становятся великими художниками.

Вместе с тем проблема позитивной дискриминации значительно сложнее дихотомии хорошо — плохо. Допустим, в Британии введение системы квот в пользу одной группы людей вполне справедливо считается ущемлением прав другой группы. Однако британское, да и в целом западное общество на пути к равенству продвинулось значительно дальше российского. В нашей стране почти любая «инакость» по-прежнему вызывает недоверие, отторжение, агрессию. Пожалуй, в последние годы появление в московском метро чернокожего студента уже не является поводом для напряженных смешков, но если вдруг выяснится, что этот самый студент только из-за своего происхождения получил в университете место, которое могло достаться русскому, последствия могут быть весьма плачевными.

Да, родители детей с аутизмом, ДЦП, синдромом Дауна стали выступать по радио и телевидению и рассказывать о радостях и сложностях, с которыми им приходится сталкиваться, а на улице можно все чаще увидеть инвалида-колясочника. Но значит ли это, что людей с особенностями стали меньше бояться или относиться к ним как к равным? И значит ли это, что позитивная дискриминация в любых ее проявлениях им только навредит? Увы, нет.

«Бытовая позитивная дискриминация — побочный эффект процесса, через который проходит наша страна на пути к толерантности, — считает Алена Легостаева. — Не бывает так, что вчера все делали вид, будто инвалидов не существует, а сегодня вдруг наступило тотальное равенство. В современных российских реалиях стереотип о том, что люди с синдромом Дауна — добрые и солнечные, не так уж и плох. Он убирает страх, который раньше возникал у любого человека, когда он слышал о каком-то синдроме. Уже после того, как мы победим этот страх с помощью позитивного мифа, можно будет говорить о том, что не все дети с особенностями развития добрые, одаренные, прекрасные. Что все — разные. Но пока пусть лучше перед глазами женщины, беременной ребенком с синдромом Дауна, будет положительный пример. Пусть она знает, что у нее родится радостный солнечный младенец, а не овощ, от которого ей предложат отказаться в роддоме».

Источник: сайт Buro247

Открыта регистрация на участие в Международной научно-практической конференции «Социализация и индивидуальная траектория жизни человека с инвалидностью»

«Сопровождаемое проживание инвалидов» – 1 сентября вступила в силу новая статья Федерального закона «О социальной защите инвалидов в РФ»

Открыта регистрация на IV Международную научно-практическую конференцию «Ценность каждого», которая пройдет 11-12 марта в смешанном формате

25.02.2016 Как важно быть хорошим: почему позитивная дискриминация часто принимает уродливые формы