Notice: Undefined offset: 1 in /home/srv33768/htdocs/classes/modules/stat/classes/libs/detect.php on line 394 Особый дом - 26.02.2020 Окошко на свободу: история одной победы
Сопровождаемое проживание людей с ограниченными
возможностями в России
#
Цветовая схема###
Размер шрифта А А А

26.02.2020 Окошко на свободу: история одной победы

Агентство социальной информации

Мария Муравьева

Фото: Мария Муравьева / АСИ

Максиму Кузнецову 22 года. После выпуска из детского дома он три года провел в ПНИ, устроился на работу, смог выйти из интерната. Какой будет его жизнь дальше, зависит от него и от тех, кто сегодня рядом. До середины марта в клубном пространстве «Мой социальный центр» проходит его персональная выставка.

Ничего этого — ни выставки, ни работы, ни самостоятельной жизни — у него не было бы, если бы не своевременная помощь.

Просто повезло?

Максим пришел в детский дом «Южное Бутово» в 2006 году из детского дома-интерната № 11. В первом классе он начал учиться рисованию у педагога Ирины Платоновой. По ее словам, всегда был вдумчивым, требовательным к себе и эмоциональным. Привлекали внимание колорит его работ, композиция, неожиданные сюжеты. Максима вовремя разглядели и поддержали.

Обычно особенные дети начинают учиться рисованию с того, что копируют готовые образцы. «Максима же надо было в какой-то момент отпустить, чтобы он сам смог что-то нафантазировать. Ему не хватало техники, поэтому все равно пришлось пройти через это копирование, чтобы научиться работать, научиться выдержке, спокойствию. Когда он уходил от нас, нарисовал фантастический космический корабль. Это его первая самостоятельная работа», — рассказывает педагог Елена Зорина.

После перевода в интернат Максим продолжал приезжать в «Южное Бутово» на занятия живописью. Но в какой-то момент перестал. Ушел в занятия спортом, помогал детям-сиротам на занятиях канистерапией, искал себя. Потом понял, что не может не рисовать, и вернулся.

«Мне кажется, что я себе не принадлежу. Бог водит моей рукой, а я просто смотрю, что получается, и доделываю работу», — говорит Максим.

Елена Зорина. Фото: Мария Муравьева / АСИ

«У нас талантливых детей много. Просто Максиму повезло, — считает Елена Зорина. – Он попал в такую среду, где все ему помогают, потому все и сложилось».

«Дом с маяком»

Окончив девять классов средней школы, Максим освоил профессию озеленителя в колледже, где одновременно работал посудомойщиком. Он учился разбивать клумбы, сажать тюльпаны, обрезать кусты и деревья. «Мне было хорошо и уютно, когда я работал один, – рассказывает Максим. – У меня и сейчас есть цветок, за которым я ухаживаю».

В ПНИ его определили в 19 лет.

Оказаться узником ПНИ или любого закрытого учреждения никому не пожелаешь, но я верю, что в этой темноте есть окошко на свободу. Свободу, которой можно и не узнать, не пройдя через все это.

Из блога Лиды Мониавы

В детском доме проживание полностью оплачивается государством. Подопечным ПНИ выплачивают пенсию по инвалидности, из которой 75% забирают на оплату коммунальных расходов и питания. «У меня оставалось от пенсии 2-3 тысячи. Что на эти деньги можно купить? Ничего. Я решил идти работать», – вспоминает Максим.

Он устроился уборщиком в детский хоспис «Дом с маяком», где принимали на работу людей с инвалидностью. У Максима есть небольшая проблема со слухом, а из-за этого и с речью. Сейчас он ждет заказанный слуховой аппарат.

Максим Кузнецов. Фото: Мария Муравьева / АСИ

В течение полугода Максим был практически единственным уборщиком в хосписе.

«Мы увиделись впервые в августе, когда нам разрешили пользоваться зданием и мы переехали, – рассказывает Лида Мониава, руководитель «Дома с маяком». – Было горячее время, когда мы таскали столы, шкафы, стулья. Мужчин у нас мало. Он же всегда оказывался под рукой, и его можно было попросить о помощи. Он всегда безотказно всем помогал».

Потом Лида случайно узнала, что он живет в ПНИ и после работы идет ночевать туда. Оказалось, что Максим хотел бы жить самостоятельно.

По закону «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании» выписка из стационарного социального учреждения для людей с психическими расстройствами начинается с личного заявления человека, в том числе признанного недееспособным. Житель ПНИ может письменно попросить директора его выписать. Спустя некоторое время после подачи заявления собирается городская межведомственная комиссия с участием врача-психиатра, который должен подтвердить, что пациент может жить самостоятельно. Решение комиссии не окончательное. Она собирается регулярно, и если пациенту отказали, то подавать заявление снова можно сколько угодно раз.

Лида Мониава. Фото: Мария Муравьева / АСИ

Лида решила помочь Максиму выйти из интерната. Ее поддержала Алла Дзугаева из Департамента труда и социальной защиты населения Москвы. На комиссии с участием общественных организаций детально был рассмотрен вопрос возможного самостоятельного проживания Максима. Лида тоже присутствовала. Она показала результаты независимой экспертизы и выступила в защиту Максима.

Фото: Мария Муравьева / АСИ

Наташа

Знаете, что сегодня на комиссии Максима стало ключевым фактором, из-за которого ему разрешили выйти из ПНИ? Наташа.

Из блога Лиды Мониавы

Наташа Хрусталёва работала воспитателем в детском доме. До нее две семьи хотели усыновить Максима, но отказались в процессе оформления документов, а Наташа взяла его к себе домой. Максим не привык ночевать один, потому что он всегда жил в комнате, где было еще много людей. В детском доме в его комнате было сначала 14 кроватей, а потом 10. В ПНИ в одной комнате жили вшестером.

Фото: Мария Муравьева / АСИ

Когда Максим оказался вдруг один в комнате, у него началась паника. Он отказался жить у Наташи и вернулся в ПНИ. Наташа продолжала с ним общаться, хотя ее первое время не пускали в ПНИ, а Максима не выпускали за забор интерната. Именно она устроила его на работу в хоспис, где работает няней. Она забирала Максима домой на выходные, обучала его пользоваться плитой, ходить в магазин. Наташа бегала с Максимом по врачам, чтобы помочь ему пройти обследования, результаты которых требовалось принести на комиссию, и чтобы заказать слуховой аппарат.

На комиссии Максима спрашивали – ты не боишься остаться один? Максим отвечал – нет, у меня же есть Наташа. Как ты проводишь выходные? Езжу домой. Домой это куда? К Наташе. Есть ли кто-то, кто поможет тебе, если будут сложности? Есть, Наташа.

Из блога Лиды Мониавы

Максим вышел из ПНИ 16 декабря 2019 года. В центре социальной постинтернатной адаптации, где он теперь живет, в каждой квартире есть кухня, где можно научиться правильно готовить, проходят мастер-классы. Показывают кино. Есть курсы, на которых учат правильно платить за квартиру, снимать показания счетчика, заполнять квитанции. В течение года будет решаться вопрос о предоставлении Максиму квартиры.

Максим написал мне в WhatsApp: «Я выхожу из интерната в четверг». Я все думала над формулировкой – не переезжаю, например, из интерната, а именно выхожу. На свободу, как из тюрьмы.

Из блога Лиды Мониавы

Все изменить – реально

Максим говорит, что не хочет заниматься уборкой всю жизнь. Может быть, он станет модельером или моделью. Собирается, когда получит квартиру, пойти учиться и заняться «чем-то более творческим». Завести собаку. А еще забрать к себе кого-нибудь из ПНИ и ухаживать за ним.

Но это в будущем, а сейчас в стационаре детского хосписа, недавно получившем медлицензию, появились пациенты, и Максим хочет о них заботиться.

Фото: Мария Муравьева / АСИ

По мнению Лиды Мониавы, первое, что нужно подопечным ПНИ, — работа за пределами интерната. Многие работают внутри — санитарами или уборщиками. У них нет никакого круга общения, кроме интернатского. Но если есть постоянная работа, появляются еще какие-то люди, которые способны поддержать в трудную минуту.

Но и после выпуска поддержка не должна прекращаться.

«По-хорошему, надо для каждого [выпускника ПНИ] определять, сколько часов и какой поддержки ему нужно, – убеждена Лида Мониава. — Кому-то нужно, чтобы 24 часа с ним жили, а к кому-то можно три раза в неделю заходить — спросить, поел ли он. Или раз в месяц смотреть, убрано ли, есть ли продукты. Кому-то с документами помочь. Должен быть индивидуальный маршрут».

Лида считает, что выход Максима из психоневрологического интерната — не окончательная победа: «Посмотрим, насколько все и дальше будет хорошо. Человек может в любой момент попасть в плохую компанию или какую-нибудь историю. Так что я, видимо, всю жизнь буду за него волноваться, но это, конечно, не повод его где-то запирать».

Фото: Мария Муравьева / АСИ

Мне нравится думать о том, что если б я был султан… Если б я была министром соцзащиты, я бы оценивала детские интернаты по количеству детей, которых вернули в кровные семьи, которых выдали в приемные семьи, которых вывели в 18 лет на квартиру. Финансировала бы в пропорции: чем меньше детей в учреждении, тем выше ставка на ребенка, чтобы учреждения не набивали детей как селедку в бочку ради подушевого финансирования. А вот перевод из детского интерната в ПНИ считала бы провалом. ПНИ я бы оценивала по % людей, трудоустроенных за забором, % людей, выведенных на квартиры. И тоже: чем меньше человек, тем больше денег за каждого. Еще я бы запретила учреждения для проживания более 25 инвалидов по одному адресу.

Из блога Лиды Мониавы

Персональную выставку Максима Кузнецова помогли организовать Департамент труда и социальной защиты населения города Москвы и благотворительный фонд «Взгляд ребенка».

#####